ИСКУССТВО БЕЗРАЗЛИЧИЯ:
КАК ПРИНЯТЬ ПОВЫШЕНИЕ НА 30% БЕЗ ЭМОЦИЙ
— Миша, мы готовы предложить тебе повышение зарплаты на 30 %.
Это было странное чувство. С одной стороны, я был доволен, с другой стороны, не знал, что с этим делать.
Мы втроём — я, мой тимлид и тимлид моего тимлида — собрались пасмурным понедельничным утром в «Переговорке № 4». У этой переговорки всегда были проблемы с кондиционером. Летом тут было слишком жарко, а зимой — как сейчас — слишком холодно. Никто за пять лет моей работы так и не решился починить его.
Мой тимлид Томас не мигая смотрел на меня, ожидая моего ответа. Я застыл, не зная, что сказать. Пауза затягивалась, и, видимо, чтобы снять напряжение, тимлид Томаса Марк — лысеющий мужчина, недавно справивший своё 40-летие, — добавил:
— Обычно нам не позволяют повышать настолько. И тем более сеньёрам, хех, у кого зарплаты уже и так выше, чем у некоторых топ-менеджеров. Но мы просто не хотели тебя обидеть более низкой цифрой.
Интересно, что бы я чувствовал, если бы они действительно дали меньше. Сомневаюсь, что что-то отличное от того, что чувствую сейчас. А я так-то ничего и не чувствую по этому поводу.
Это, конечно, приятно, что они решили признать мою значимость. Да и если верить стандартам индустрии, примерно сейчас — через год после предыдущего повышения — и нужно мне пересматривать зарплату. Только почему-то я совершенно не чувствую восторга, а значит, и необходимости.
Как будто, если бы они подарили мне один раз какой-нибудь гаджет: часы или телефон — это ощущалось бы ровно так же, а стоило бы им значительно дешевле.
Флуоресцентная лампа над нами моргнула на секунду, затрещав звуком застрявшей в липкой ленте мухи, и снова продолжила светить, бликуя на лысине Марка, который продолжал:
— Если ты считаешь, что этого мало — то не вопрос — давай обсудим другую цифру, и я пойду обсуждать с руководством бюджет под это.
Вопрос тут даже не в том, какая цифра устроила бы меня, а начиная с какой цифры я бы начал хоть что-то чувствовать.
Забавно, что ещё два года назад, когда взял ипотеку, я бы горло порвал за прибавку в 30 %.
И до этого, когда все эти игры во взбирание по лестнице «джун–мидл–сеньёр» имели для меня значение.
Как будто у этого ощущения желания прибавки к зарплате есть зависимость от количества уже имеющихся денег, и график этой функции выглядит примерно как детская горка.
То есть, самый первый заработанный доллар имеет самую высокую ценность — ведь когда тебе нечего есть, этот первый доллар будет для тебя сокровищем. Дальше ценность снижается вплоть до момента, когда от каждого нового доллара не становится ни холодно, ни жарко.
Причём, как только я повышал свой профессиональный статус или влезал в долгосрочные долги, склон становился всё более пологим, сдвигаясь вправо.
Но в целом, в точке A₂ уже предел хорошей жизни, которую я могу вообразить и хотеть. Далее — провал, где деньги уже не важны.
Всё, что можно сделать с их стороны, чтобы заинтересовать меня в прибавке, — предложить мне новую должность, где зарабатывают больше. Или сказать, что рынок вырос, и теперь люди с моими скиллами зарабатывают больше. Тогда я буду ощущать необходимость вознаграждения.
Похоже, чтобы дать мне прибавку, им ещё приходится и продать мне идею желания этой прибавки. Иначе это абсолютно бессмысленные вложения с их стороны.
Некая бородатая личность, проходя мимо стеклянных дверей переговорки, укоризненно взглянула на Томаса и Марка, жестом указывая на часы, имея в виду, что ему скоро нужна будет эта переговорка.
Видимо, предполагалось, что наша встреча не займёт больше 5 минут.
— И да, прости, что организовали этот разговор так поздно.
А я ведь даже и не просил ни о чём. Почему они начали этот разговор? Может, они хотят, чтобы я работал больше? Да я и так уже вкалываю как могу — ещё немного, и я уже буду работать на износ.
Пусть только попробуют заикнуться, что нужно ещё поднажать. Никакие деньги меня не заставят покорно согласиться с увеличением нагрузки.
Или, может, я вру самому себе? Может, всё-таки какие-то деньги могут? Как будто бы, если бы они мне дали ровно в два раза больше, чем я зарабатываю сейчас, я бы был не против. Но уверен, им бы не понравилось узнать, что, проработав так столько, сколько смогу, я бы все дополнительные деньги откладывал на долгосрочный отпуск. И когда скопил бы достаточно, просто ушёл бы от них. По сути, я бы работал не для того, чтобы жить сытой жизнью, а зарабатывал бы себе на свободу.
От точки A до точки B, конкретно в моём случае, примерно столько же денег, как между 0 и A. Но от B до C — уже неизвестное расстояние. В моём случае оно равно примерно 120 × (0–A). С такой кучей денег я куплю себе свободу на 10 лет с первой же зарплаты.
Так много мне, конечно, не предложат, но мысль занятная.
— Так вот, мы так затянули из-за того, что весь квартальный бюджет на повышения пришлось потратить на Оливера. Знаешь его? Он уже несколько месяцев с такой же зарплатой, как и у тебя, и мы решили исправить эту несправедливость как можно быстрее.
А вот это уже интересно. Я видел код этого Оливера и всегда удивлялся, как его не выбросили с балкона курилки члены его же команды. Он просто вредитель. Впечатление такое, будто он пишет свой код ногами.
Честно говоря, эта информация добавляет ценности моей прибавке. Очень интересно.
Но зачем Марк это мне рассказал? Я не знал — и не парился.
Ага, я понял. У него ведь возникает внутренний конфликт от ощущения несправедливости. Он понимает, что Оливер ниже меня по скиллам и должен, по его мнению, зарабатывать меньше моего. И таким образом он решает свой внутренний конфликт. Он не может не дать мне повышение — ему самому от этого будет некомфортно.
Забавно, что постоянный рост рынка из-за таких вот жадных, требующих постоянного прироста зарплаты, Оливеров заставляет руководителей поднимать зарплату не только им. Руководители буквально в ловушке — они не могут не поднять тем, кто по скиллам не хуже, но зарабатывают меньше.
Такое несоответствие может вызвать внутренний конфликт у руководителя из-за чувства несправедливости или внутренний конфликт у таких, как я, если бы я узнал, что зарабатываю меньше Оливера. Я бы спросил себя: «Почему меня здесь так не ценят?» — и подумывал бы найти место, где меня оценят по достоинству.
— Спасибо вам, ребят. Я очень признателен.
На лицах тимлидов проявилось чувство облегчения. Они начали вставать, с шумом отодвигая стулья по чёрно-серому в полоску ковролину, протягивая руки для рукопожатий.
— Это тебе спасибо, Миша.
Трагедия этой «модели затухания ценности» в том, что в какой-то момент организации нечего дать своему работнику. Если работник полностью доволен своим уровнем жизни, но его беспокоят какие-то условия труда, рабочая нагрузка или коллектив — многие организации не будут меняться, чтобы удовлетворить этого человека.
У такой компании есть только деньги, а они для этого работника ничего не значат.
— Какой-то он странный сегодня, заметил? После каждой фразы по минуте в пустоту пялился.
— Рад, наверное, был — все люди ведь по-разному могут радость выражать.
— Фух, я так боялся, что он вот-вот скажет, что уже получил где-то оффер намного больше. Не думаю, что у меня действительно получилось выбить больше денег для него.
— Да, думаю, если бы он отказался — нам была бы крышка. Учитывая, что полкоманды завтра сократят.
— Да, скоро ему придётся потрудиться за троих.
